Сейчас детские обиды так ярко и остро.Да, я все ещё осталась обиженным ребёнком в этих моментах, я все ещё бесконечно повторяю вопрос "почему" и не нахожу ответ.
Мама и папа никогда не говорили мне, что я красивая. Никогда. Я помню свой выпускной в школе - у нас бал медалистов, я в красном платье, тоненькая загорелая блондинка с гривой, я спрашиваю: ну как я? Они улыбаются и говорят: нормально, хорошо, поправь вот тут, зачем так много пудры, зачем такие ногти, ты поломаешь ноги на такой шпиляре, держи спину. Почему они просто не сказали мне, что я красивая, ведь это был такой счастливый день для меня и для них, ведь они любят меня, неужели им было сложно это сказать мне хоть раз?Всегда чувствовала себя неуклюжей и неуместной.
Вы знаете, сколько мне лет, и до сих пор мама говорит мне, что длинную шею надо прятать в водолазку, ноги "моего типа" - в свободные брюки, а талию - в мешковатые свитера.
Она говорит мне это много-много лет, всегда одно и то же, она одевается так же и сама.
До седьмого класса мама стригла меня под мальчика, а я всегда хотела косы и бантики.
Я никогда не чувствовала в ней этого таинственного женского, мне не хотелось краситься её помадой и наряжаться в её одежду.
Я не научилась этому у неё. Мы не разговаривали о мальчиках, о первой менструации, о каких-то очень важных вещах. Это все было постыдно, задавлено, либо наоборот - возведено в ряд бытового, опошленного. "Намазюкаться", "поплыла", "шлындать", "ссыкуха" - это такое въевшееся унижение, которое я не могу отлепить от себя, да, лет десять.
В седьмом классе меня перевели в другую школу, в соседнюю, потому что она лучше.
У меня были брекеты, очки, короткая стрижка, сломанный нос, я была очень худой, легко и отлично училась, стала единственной отличницей в новом классе.
Меня травили. Очень жестоко.
Это был год оглушительный просто беззащитности и зажатости.
Я стала учиться хуже, чтобы меня ненавидели меньше.
Через год я начала им нравиться, почти всем, кроме самого была, у меня появились настоящие подружки, которые даже отбивали меня у самых жестоких, всем нравилось, как я шучу, в общем, через год стало можно жить.
Этот год я каждый день приходила из школы, захлебываясь слезами, я плакала каждый день. Все нормально?, - спрашивала мама, а я отвечала, что да, все хорошо, я боялась ей признаться, что надо мной издеваются, ведь она была уверена, что я самая лучшая. Мама никогда не говорила со мной об этом.
В этот год я думала о самоубийстве. Нож оказался тупым, а я пафосной трусихой.
Мама, почему?
В восьмом классе я шла после уроков зимой, и быдломальчики из моего класса толкнули меня на льду, я упала, заработала сотрясение и сильный вывих, ладонь выглядела как чёрный шар. Некоторое время я лежала так, на спине, и не могла подняться, потому что они скакали надо мной, пихали, ржали, кричали что-то.
Тогда очень хотелось, чтобы кто-нибудь защитил, чтобы на силу нашлась другая сила.
Мой папа большой и сильный, правда, но он не пошёл к тем мальчишками, хотя они были в соседнем дворе. Он лечил мне руку, возил на рентген, он меня любиушлиВ школе кто-то прислал этих пацанов к нам домой извиняться, они пришли, стояли в коридоре, им вроде даже было жалко меня и мою страшную руку, а папа сказал им что-то типа: вы пришли извиняться? Вам стыдно? Пацаны радостно покивали, все помолчали, они ушли
Это чувство беззащитности со мной много лет. Папа, почему ты их хотя бы не напугал? Ты мог хотя бы сделать вид, что сердишься, посмотри, я твоя дочка, во мне тридцать три кило и этот пацан топтался зимними ботинками по моей руке, почему ты так сделал, папа, ведь это было так просто и так важно.
Эти штуки годами меня сжимают, я выплакала целое ведро слез за эту ночь, через два часа мне вставать на работу, наверное, хватит пока.
-
-
11.02.2014 в 16:58-
-
11.02.2014 в 20:06-
-
12.02.2014 в 02:27Так вот. Я провожу много времени в студии, занимаюсь по несколько часов в день, вполне признана. Но я так и не в состоянии сказать об этом матери. А все потому, что она уверена, что у меня нет таланта и песнями на жизнь не заработаешь.
Недорастраченное тепло, недорисованная мадонна. Обратить эту слабость в силу не так сложно, но такие раны никогда не затягиваются.
-
-
22.02.2014 в 12:01Меня провожали в школу. Первый раз в первый класс.
- Ты совсем не красавица, - печально вздыхает мать и поправляет мне банты. - Так что старайся учиться хорошо. Тогда ты сможешь всего добиться сама.
Ей кажется - эти слова что-то вроде эмоциональной прививки. Если она сейчас скажет мне, что я могу не рассчитывать на личное счастье, то потом мне будет легче смириться с его отсутствием.
Мне было семь лет, и я доверяла своей матери во всем. Я не подвергала её слова ни малейшему сомнению. Я безропотно признала, что не красавица. Я очень старалась учиться хорошо.
Раз не красавица, так и незачем следить за собой. Получив первую в жизни любовную записочку, обиделась. За что надо мной издеваются?
Мне удалось поверить, что муж по-настоящему любит меня, совсем недавно.
Во время беременности я вдруг осознала, что мать не желала мне зла. У неё не было подспудного желания заставить меня страдать и мучиться комплексами. Наоборот! Так она пыталась меня защитить. Она меня любила.
Любовь причиняет боль. Раны, нанесенные самой сильной любовью - родительской, могут не зажить в течение всей жизни.
Мой опыт говорит мне: "Люби своего ребенка осторожно. Не убей".
-
-
22.02.2014 в 22:19